Кулаков В.В. ПОЧЕМУ Я ПЕРЕСЕЛ С ДЕЛЬТАПЛАНА НА ПАРАПЛАН?

Рейтинг: / 0
ХудшаяЛучшая 

Написал Ведерников Игорь Львович +79025085987

24.09.2007

Первой точкой, которой я касался земли, был всегда мой нос. Это началось в те дремучие семидесятые годы, когда бдительное око КГБ подобно святой инквизиции за столетия до них, отслеживало всех, кто посягал на возможность оторваться от земли без их разрешения. Когда я пятнадцатилетним пацаном делал свои первые шаги под дельтапланом, то не было в клубе пилота, которому бы это давалось тяжелее. Кровь и боль в конце каждого лётного дня воспринимались мною законной и недорогой платой за те несколько секунд пикирования "колом", кои отделяли меня от обрыва до основания каменного карьера. Я стоял под парусом, и это окрыляло. Предстоящий полёт казался несложным. Я искренне полагал, что на этот раз всё понял и природная смекалка послужит порукой триумфальному успеху. Но судьба учила конкретно. По весне старые декабрьские снега начинали таять, покрываясь стеклянными кристаллами ледяной нождачки. Белые поля становились сухими и жёсткими как песок. По такой щетине неприятно проводить рукой. - Я регулярно в конце каждого полёта проезжал по ним физиономией. От субботы к субботе кожа успевала покрыться твёрдой рубчатой корочкой, чтобы быть содранной опять. Первой точкой, которой я касался земли, был всегда мой нос. Я не закрывал его и не мог отвернуться потому, что, как учили инструктора, мужественно держал до конца стойку на руках. Первый раз я попал в больницу, когда вдребезги разбил основание своего носа. Мне не хватило 20-метровой высоты, чтобы вырвать дельтаплан из отвесного пикирования, в которое я имел несчастье его уронить. Я вытянулся в струну и видел, что аппарат на предельной скорости уже начинает выходить "в горизонт", когда передо мной выросла земля, а из неё торчал огромный камень. Я ударил его своим носом словно дятел. Не было на свете хуже травмы, чем моя. Когда я оказался в больнице, за носом пряталась половина лица. Казалось, он начинал расти, где-то от краёв глаз и, равномерно выпирая плоской лепёшкой, был главной деталью интерьера моей внешности. Ко мне в больницу приходил весь класс, и у меня были подозрения, что ребята интересовались главным образом экстравагантностью моего носа. Лучшие врачи города слепили мне лицо, очень напоминавшее прежнее и через месяц я вышел. В тот же день я первым делом пришёл на гору. Ребята предложили мне слететь. Я видел, что они проверяют, не откажусь ли я от полёта. Я, разумеется, полетел. Но тогда мне стало откровенно страшно. А через год у нас погиб инструктор. Его аппарат развалился над бухтой. Потом были первые в моей жизни похороны, венки, поминки. Я уже прилично летал, ездил на соревнования, когда однажды, заходя на посадку, вдруг удивлённо заметил, как мой аппарат полетел отдельно от меня, весело покачивая крыльями. Всё кругом внезапно перевернулось, и через секунду я шмякнулся спиной о ровный наст. Обретя под собой твёрдую опору, я философски осмысливал прошедшее, когда ко мне прибежали друзья. Обрыв подвесной системы случился в нескольких метрах от земли, поэтому я отделался ушибами и ещё одним испугом. После каждого несчастья меня, по заведённой в нашем клубе странной традиции, сперва фотографировали. Вслед за фотографом, который почему-то всегда прибегал первым, поспевали остальные и оказывали первую помощь. Холодным февральским днём, когда от штормового ветра "шуба заворачивалась" я сломал позвоночник. Счастливый фотограф, приняв мой "кульбит" за образец высшего пилотажа, прибежал выразить своё восхищение, но застал меня в немой позе, которую я не мог повторить потом при всём желании. Была опять больница; тяжёлый гипсовый воротник, нестерпимая чесотка и панический страх перед дельтапланом. Да, летать мне уже давно было невыносимо страшно. Я досконально изучил все стадии своего предполётного состояния. Первая, лёгкая волна приливала, когда дельтапланы грузили на машину. Следующая, сильнее, приходила, когда я приезжал на гору, выходил лицом к ветру и начинал собирать аппарат. Самая тёмная посещала, когда оставалось надеть подвесную систему. Это был пик. Дальше, стоило щёлкнуть карабином подвески, становилось несколько легче. Перед стартом я ходил другим человеком: всё было плохо, мир съёживался, а цвета словно блекли. Ассоциация "летать" и "очень больно" пропитала меня до самого скелета... И после этого вы спрашиваете: почему я не летаю на дельтаплане?

  Нет комментариев.
Вы должны войти или зарегистрироваться для отправки комментария.

< Пред.		След. >